Хрисанов: Я очень хочу (и всё для этого сделаю), чтобы ты подал на меня в суд или написал донос в ФСБ.
Делай всё, голубок хрисанов! Я тебе гарантирую, что из под шконки, в которую ты уже мною опущен, ты обязательно попадёшь под иную, но уже не у меня, а в зоне. И захвати свою пробитую гвоздём миску. Шо ба тебе в ладошки баланду не наливали!
Ну, поскольку твои хотения познакомиться с моим медицинским периодом прошлой жизни упираются в отсутствии у тебя (и многих подобных тебе) денег, я привожу заключительную ремарку мемуарной книги "Не Бог, не Диавол, я Врач" М. 2015г.
Вот она. Стр. 476.
Часть 6. Профессиональные итоги 6.1. Сorpus delicti
Итак, перед Вами, дорогие коллеги и друзья, моё личное врачебное curriculum vitae (жизнеописание) c его вещественными и идеологическими доказательствами - юридически сorpus delicti - состав преступления. Почему я оставил свою, данную мне Богом профессию? - ответ лежит на страницах воспоминаний К.Г.Славского и моих жизненных заметках - они и есть corpus delicti. У К.Г.Славского медицинское священнодействие занимает всю жизнь. У меня половину. Если бы мы могли спросить Константина Георгиевича Славского на последнем пути туда, в тот момент, когда его тело спешно забрасывали бесформенными мёрзлыми глинистыми комьями в лютую январскую стужу, я уверен, он бы ответил - я ни о чём не жалею, ни об одном кусочке, даже малюсеньком, своей врачебной жизни.
Спрашивая меня об этом сегодня, отношу ли я своё врачебное прошлое, как потерянное жизненное время, отвечу однозначно - Нет! Да, вне медицины я нахожусь уже в большем по длительности отрезке жизни, чем в медицинском периоде. Я покинул медицину не без огромного внутреннего огорчения, но без отчаяния - это сделать было нужно. Необходимо. И сама медицинская данность здесь не причём. Почему, ясно. Мой труд из благородной общественной обязанности превратился в нудную, подневольную, ничего не дающую ни в каком смысле, моральном и материальном, работу. Причём очень тяжкую. Пожалуй, и весьма опасную лично. Понимание ухода из медицины пришло постепенно, маленькими шажочками, но врачебный путь, проделанный мною, имел неумолимую и непреодолимую финальную черту. Вот если бы я остался в своей профессии, об этом я бы сегодня сожалел абсолютно точно! Если благополучно дожил, по понятным рисковым обстоятельствам.
Другое профессиональное занятие, музейно-историческое, стало вторым и, я уверен, оно последнее в моей жизни. Оно дало куда больше в индивидуальном человеческом аспекте, как с точки зрения общественной значимости моего труда, так и с личной, удовлетворяющей меня стороны. Спасённые от смерти сотни, и излеченные многие тысячи пациентов не помнят меня даже по детскому имени. А моя последующая, достаточно скромная и малоприметная работа, дала широчайшую общественную признательность, не скрою, приятное мне общественное уважение за личные усилия! Именно последнее для меня особенно значимо - этот труд отмечают даже мои непримиримые идеологические оппоненты. Мои работы признаны многими и за рубежом - они лежат в крупнейших книгохранилищах мира и они представляют мою Родину, русский этнос, нацию, страну куда больше, чем визгливые истерические патриотические вопли наглых политических приспособленцев и деляг, лживых и подлых государственных управленцев. И я здесь работаю, как и в моей медицинской профессии, не за официальные награды или пышные пирожочки с денежками внутри, а по своей личной воле и внутреннему желанию. В прямом смысле я трачу себя на других. Таковое вложено моими родителями врачами, школьными и медицинскими учителями, медицинской профессией, и просто обращавшихся ко мне за помощью людям.
Великий народный врач Константин Георгиевич Славский представлял отечественную медицину, своё служение в ней, как абсолютно значимое, духовно возвышенное, и в высшей степени общественное дело. Он был растворён в нём полностью, без какого-либо, даже малейшего осадка. Его медицинское и общественное кредо всегда было однозначным - отдай всего себя. Будь для страждущего человека всем, и искусным ремесленником, и художественным артистом, и учёным знахарем. И возьми на себя, как врач, всю ответственность и, что немаловажно, права от и над пациентом, учи и веди его по пути выздоровления. И здесь, на этом пути, К.Г.Славский многое забрал даже от Бога, исполняя его обязанности, которыми тот в ряде случаев пренебрегал. Это первые из ХХ века отечественные врачи, вне зависимости от этноса – русские, евреи, немцы, другие – они все были таковыми без исключения!
Я, после К.Г.Славского и М.М.Мелентьева, относился к третьему, последнему поколению избранного века национальных врачей. Я бы сказал, к чистым классическим профессионалам. Для нас общественное служение в его высоком понимании было уже пустым звуком, надоедливым мешающим эхо. Слишком много мы видели лукавого бытового фарисейства и гигантского общественно-политического обмана. Мы вышли из общественно почитаемой страты – врачи превратились в обыкновенные винтики и гаечки: всё человеческое в нас было беспощадно подавлено и безобразно искорёжено. Общество принудительно использовало нас, как предохранительные презервативы, для собственного физического благополучия. И оно сбрасывало нас в мусор после очередного общественного, группового или индивидуального акта, всегда насильственного, как использованную в постели каучуковую резинку. Со своим, уже ненужным ему, заражённым наследственным содержимым. Получая и поддерживая свой высокий профессионализм за многая лета тяжкого врачебного труда и оставаясь высочайшими профессионалами, мы стали трудится по привычке, никак не по душевному велению. Для нас больной перестал быть человеком, нам не требовался его внутренний, человеческий мир. Наше отношение к нему было профессионально безразличным. К.Г.Славский и его поколение врачей были не такими – но и они, последние, успели попасть под коммунистическую мясорубку, с естественным перемалыванием в человеческий не дифференцируемый фарш.
Тем не менее, для нашего, последнего поколения врачей ХХ века, профессионализм оставался незыблемым. Что бы с нами не случалось, как бы над нами не изгалялось общество, мы все были абсолютно преданы врачебному долгу. До жизненного конца. Мы болели и умирали, но мы делали своё дело честно и в высшей степени по медицинскому определению справедливо. И мы его делали вне национальных, этнических и политических мотивов и предпочтений. И никто, ни одна политическая или индивидуальная тварь мне, сегодняшнему, не имеет права делать по моему врачебному периоду хоть малейшие критические замечания. Не приведи, Господь, лично – пристрелю политизированного или просто живущего извращенца, как бродячую слюнявую бешеную суку и по Закону - я Вами (Законом) поставлен ныне на охрану особо ценных памятников национальной истории и культуры: моя бывшая врачебная деятельность и ныне исполняемое для общества бесплатно дело являются таковыми без всяких исключений! Учтите, политические гидрофобы покусанные, мемуары К.Г.Славского и мои написаны не для собственного любования, а специально для таких, как вы, как специфичная вакцина для вашего же излечения.
Вставка в память коллеги по радиособирательству покойного Романа Иванюшкина. Умершего от Ковида. Если бы он, больной, попал ко мне, профессионалу врачу инфекционисту, я бы его на тот свет не пустил. Но, и увы. Роман почему то стеснялся обращаться ко мне даже по Радио. Он стал жертвой медицинского безразличия и отсутствия профессиональной компетенции банальных современных врачей.
Об этом тоже сказано ниже в указанном разделе. Но я, за отсутствием места, продолжение опускаю.
